В нашей палате шесть человек. Я тут самая старшая. Рядом со мной девочка – Света Тагунова, моложе меня года на два. Остальные четверо – совсем малыши, мальчики. У всех ревматизм в активной форме. Все мы – лежачие. Нас кормят, купают в ванне. К нам ежедневно приходят мамы и подолгу сидят возле коек. Наводят порядок в тумбочках, общаются друг с другом. Всех объединяет общая беда.
Ведь почти все дети, перенесшие ревматизм, приобретают заодно и порок сердца.
У всех, кроме меня, – классическая форма ревматизма. Но только у меня ноги и руки похожи на бревна и страшно болят. Мне дают аспирин, как и всем остальным, снова переливают кровь – мою же – в меня, дают болеутоляющие таблетки, на обходе подолгу выслушивают сердце…
Я вижу по выражению лиц – что-то идет не так, как у всех. Возле меня крутятся другие врачи, не только палатная наша, Голомб водит стайками студентов, и те меня ощупывают и выстукивают. Соображаю, что я не такая, как все. Слышу слово «исключение». Ага, это я какое-то исключение, раз вызываю повышенный интерес.
Отечность медленно сходила с моих конечностей, и боль в суставах ослабевала. Как же хорошо жить, если у тебя ничего не болит! Вот я уже могу держать ложку… Делаю первые шаги возле кровати. Ночью не мама меня переворачивает с боку на бок, а я сама, пусть со стоном, сдвигаю с места сначала руки, потом и ноги. Но для такого подвига понадобился не один месяц!
– Люсенька, вчера была в твоей школе, – однажды сказала мне мама.– Учительница тебя аттестовала за две первые четверти. Я сказала ей спасибо. Надо успеть хотя бы к апрелю вернуться домой. Давай постараемся?
Я старалась. Не потому, что мечтала о школе – о ней не думалось вообще! Но моя нетерпеливая от природы натура все-таки относилась к энергичным. И пассивное созерцание в лежачей позиции было невыносимым.
Почти все детишки в нашей палате задыхались, у них синели губы…Моя соседка, Светочка Тагунова, славная девочка, уставала даже после обычного разговора с мамой и все время спала или дремала. Ее выписали раньше, чем меня, и я завидовала ей, не зная пока, что еще два года после больницы мы с нею будем дружны. Да только я стану ходить в школу, а она так и останется дома со своим тяжелым пороком сердца и умрет, не дожив до пятнадцати лет…
Когда я уже могла прилично ходить, без палки или костылей, но пока с поддержкой взрослых, меня повезли на каталке в актовый зал, где проходила конференция ревматологов из разных городов. Студенты мединститута тоже сидели в зале.
Меня и еще двух незнакомых мне девочек усадили на сцене в удобные кресла. Нам предстояло услышать небольшое вступление к лекции и демонстрации «успехов советской медицины». Тогда я и поняла, каким ценным экземпляром являюсь! Оказывается, я потому исключение из правил, что…
Дальше следовало красочное описание моего бессознательного состояния в течение нескольких суток, высочайшей температуры тела, глобальной отечности всех суставов, неясной этиологии инфекции, приведшей к общему сепсису… И результатом лечения явилось…сердце, не задетое ревматизмом! Ни намека на формирование порока! Ребенок (то есть я) уже передвигается самостоятельно и довольно долго держится на ногах, НО… нет даже тахикардии! Никакой усталости! Сердце бьется как у здоровой (почти) девочки!
– Люсенька, выйди сюда, расскажи, как тебя лечили! Какие уколы тебе делали и куда!
Я, ободренная всеобщим вниманием, бодро и со знанием дела отрапортовала, какие таблетки мне давали и куда делали уколы, скромно заведя руку за спину, чтобы все поняли, что слово «попа» приличная девочка не станет произносить вслух перед такой солидной публикой.
Почему-то в зале все смеялись над моими ответами. Палатная врач их дополняла, уточняла. Мне снова и снова задавали вопросы – просили рассказать подробно, как все случилось. На меня смотрели ласково и улыбались.
Я жутко гордилась своей ролью и посчитала, что доказать какие-то там успехи моих врачей нужно конкретным поступком.
И доказала: неожиданно для всех и себя – спрыгнула с высокой сцены. Все ахнули, потому что ноги мои подкосились, я заорала от боли и на какой-то миг отрубилась. Панику вокруг себя я скорее слышала и ощущала, чем видела.
– Что ты натворила?! – убивалась надо мною палатная врачиха.– Ты все лечение насмарку пустила. Теперь будешь еще год лежать!
Да, удовольствие было небольшое – изучать плывущие облака за окном или наблюдать, как другие мамы кормят своих синюшных деток с ложечки, А еще слышать запах из горшков, на которые малышей высаживали.
– Какать хочу, – то и дело говорил кто-то из четверых малышей. По очереди.
Свободное копирование
