4-е. Упорный слух, что началась мобилизация женщин рождения с 18 по 25-й год. На заводах они якобы взяты и их заменили учащимися расформированных старших классов интернатов. Таким образом, Оле грозит призыв. Впрочем, она сама рвется в бой и все хочет поступить в школу радистов, окончивших которую посылают на фронт. Сегодня она с 6 часов утра в Химках на погрузке дров в грузовой троллейбус для нашего дома. Сейчас около 5 часов, а ее еще нет. Дрова там около километра от линии троллейбусов. Работает там много жильцов нашего дома, а в одну поездку можно привезти 12 кубометров. Всему нашему дому дано 100 кубометров. Это гигантский труд, точнее — затрата труда с ничтожными последствиями. Уверяют, что, привезя дрова, пустят наше центральное отопление. Увеличен призывной возраст для рядовых до 55 лет. Наш “содачник” Ершов, хоть у него двусторонняя паховая грыжа, ему 53 года, признан вполне годным для строевой службы. Заезжал Жарковский с фронта. У него пропали в дни бегства из Минска трое детей и теща. Жена его посадила их в грузовик. А они выехали, и полтора года она о них не знала. Случайно знакомая, услыхав ее фамилию, вспомнила, что знала каких-то беженцев-детей с этой фамилией в Тамбовской области. Сейчас она отправила туда телеграмму и ждет ответа. Вчера срочно писал для Еголина характеристику В. Гроссмана. Очевидно, его хотят наградить. Он этого вполне заслуживает. “Последних часов” не было, но, судя по тону газет, дела идут неплохо и мы идем вперед. На рынке 900 граммов мяса меняют на литр водки. Детям в школе дают завтрак — 50 грамм хлеба и немного компота. Такой же завтрак давали учителям. Теперь учителей лишили этого завтрака. Или это традиционная глупость, или действительно голод. В институте мы составили летопись литературных передач по радио в дни обороны Москвы и по секрету узнали, что многие передачи, которые начинались словами “говорит Москва”, на самом деле шли из Куйбышева. Заходил художник Деменков, который обследует мемориальные литературные места под Москвой — Истру, Королец и другие. Он говорит, что музейный отдел Наркомпроса разрушает их больше, чем немцы. Памятник Дорошенко превращен в общественную уборную. Реликвии расхищаются, пишется, что немецкие вандалы сожгли 12 фанерных щитов.