24 <ноября>
Немцы у Клина и даже, говорят, у Подсолнечной — в 50 км. Газеты говорят о том, что положение становится все более острым. На Москву идет 40 дивизий. Появляются сведения из занятых подмосковных областей. Из Боровска прибежал какой-то комиссар, уверяющий, что все пропало и что наше командование никуда не годится. Он был в Боровске. Там немцы никого не трогают, все в порядке. Приехал бывший боровский купец, которого назначили старшиной. Устроил городской совет и уже открыл свою лавку. Зато в Тучкове немцы отобрали все, причем они были совершенно грязные и замерзшие, в летнем обмундировании. А в одном селе жителей выселили из-за приближения немцев. Когда их вернули, оказалось, что мужички из окрестных деревень уже развезли их имущество. Под Ростовом у нас крупный успех. Это симптоматично; под Ленинградом взята Малая Вишера. Значит, немцы ослабили фланги. До сих пор они были сильнее везде. Видел Бонди. Он говорит, что нас все же обязательно хотят увезти, но в Академии еще 2000 человек ждут вывоза. Пришли еще телеграммы от Ушаковых с запросом о нас. Значит, наша телеграмма до них не дошла, а еще идет, как в 18-м году, когда, по “Сатирикону”, дед с палкой шел из Севастополя в Москву и нес телеграмму. Скоро туда поедет Антонина Степановна, если немцы не отрежут дороги. С машиной эпопея продолжается. Дошли до ком. полка. От Клина до Пушкина по прямой 50 километров. Кое-где мы, отступая, жжем все селения, чтобы немцам негде было остановиться.