Вторник, 12 сентября.
Княгиня Палей пригласила меня сегодня пообедать вместе с великой княгиней Марией Павловной.
Общество совершенно интимное: тем удобнее мне говорить с великой княгиней, которой я не видел со временя опалы Сазонова.
Мы возобновляем ваш разговор в том пункте, на котором мы его прервали, и измеряем пройденный путь. Наши сведения сходятся: царица все больше вмешивается в общую политику; царь все меньше оказывает ей сопротивление.
-- Так, например, -- говорит мне великая княгиня, -- царь не выносит Штюрмера; он знает, что он неспособен и нечестен; он догадывается оего игре с царицей, и это его раздражает, потому что он не менее ревнив к своему авторитету по отношению к царице, чем по отношению ко всякому другому. Но у него не хватало мужества поддержать Сазонова и он позволил навязать себе Штюрмера.
-- При нем, значит, нет никого, кто открыл бы ему глаза?
-- Никого... Вы знаете его приближенных!.. Старый Фредерикс говорит с ним откровеннее всех. Но он же имеет никакого влияния... Притом не думайте, что царь так нуждаемся в том, чтобы ему раскрыли глаза. Он очень хорошо знает, что делает; он вполне сознает свои заблуждения и ошибки. Его суждение всегда прямолинейно. Так, я уверена, что в настоящее время он горько упрекает себя за отставку Сазонова.
-- Тогда почему он их делает, эти заблуждения и ошибки? Ведь, в последнем счете, последствия падают прямо на него!
-- Потому что он слаб, потому что у него не хватает энергии противиться требованиям и сценам царицы!.. И потом по другой причине, гораздо более серьезной: он -- фаталист. Когда дела идут плохо, он, вместо того, чтобы так или иначе на это реагировать, внушает себе, что так хотел бог и предается воле божьей!.. Я уже видела его в таком душевном состоянии после поражений в Манджурии и во время беспорядков 1905 г.
-- Но разве он теперь в таком состоянии?
-- Я боюсь, что он недалек от этого; я знаю, что он грустен, беспокоится, видя, что война бесплодно затягивается.
-- Вы считаете его способным отказаться от борьбы и заключить мир?
-- Нет, никогда, по крайней мере, до тех пор, пока на русской территории будет хоть один неприятельский солдат. Он дал в этом клятву перед богом и знает, что если он не сдержит этой клятвы, то рискует вечным спасением. Наконец, в нем есть глубокое чувство чести и он не предаст своих союзников. В этом пункте он всегда будет непоколебим. Мне кажется, я уже вам говорила это: он пойдет на смерть скорее, чем подпишет позорный предательский мир...
Свободное копирование
