27 сентября наш маленький отряд поднимался по реке Немпту до правого притока её Бяксор. Здесь мы расстались с лодками совсем. Теперь нам предстоял ещё один, последний, маршрут по болотам до высот, которые чуть-чуть виднелись на горизонте. Там был г. Хабаровск.
Рёлка, давшая нам приют, была покрыта дубняком в возрасте от 50 до 100 лет. Около речки я ухватился за какой-то куст и больно уколол руку. Длинные острые шипы и серёжки красных кислых ягод убедили меня в том, что я имею дело с барбарисом (Berberis amurensis Rupr.).
В другом кустарнике, тоже лишённом листвы, я узнал шиповник (Rosa dahurica Pal). Мелкие красные шаровидные плоды его уже стали подсыхать. Последняя запись в моём дневнике относится к спирее (Spiraea salicifolia L.), образующей заросли по берегу реки. Вместо красивых розовых цветов на стеблях её торчали тёмные помпоны.
Вегетационный период кончился -- кустарниковая растительность, лишённая листвы, принимала вид спутанных голых прутьев, в которых трудно разобраться неспециалисту. Зелёные вейниковые луга приняли буро-жёлтую окраску и по-прежнему волновались, точно грязная, взбаламученная вода. Ещё несколько дней и их станет заваливать снегом.
Река Немпту протекает среди обширных болот и имеет такое же извилистое течение, как Пихца и Мухень. Русло её всё время сопровождается рядом стариц, слепых рукавов, маленьких озерков и глухих проток, незаметно переходящих в болота. Низина, по которой протекает река, ещё долго не осохнет: уровень её медленно подымается и медленно нарастают слои гумуса. Медленно растительность отвоёвывает участки суши у воды. Вода отступает, но не без сопротивления. Она задерживается во время засухи и вновь появляется в ненастное время года. Кое-где над низиной подымаются невысокие редки, поросшие тонкоствольной осиной. Они едва возвышаются над общим уровнем воды в реке, и если бы не древесная растительность, их можно было бы совсем не заметить и пройти мимо. По середине рёлки при выкапывании ямки появляется вода уже на глубине двадцати сантиметров.
После столь длительного путешествия силы наши были подорваны, и потому переход через зыбучие болота всем показался очень утомительным. И в самом деле, котомки делались с каждым днём легче, а нести их становилось всё труднее и труднее. Лямки сильно нарезали плечи. Всякая мелочь, положенная в котомку, вроде шкурки бурундука, весившая несколько граммов, давала себя чувствовать.
Иногда мы пользовались тропами, протоптанными сохатыми. Эти крупные животные, несмотря на свой большой вес и как бы кажущуюся неприспособленность ходить по болотам, любят такие места. Они как-то чутьём угадывают, где можно пройти, чтобы не провалиться в "окна".
Там и сям виднелись большие лужи стоячей воды вроде озерков, с которых с криками снимались большие стаи гусей. Этих осторожных птиц здесь было великое множество. Перелёт был в полном разгаре. Над болотами носились бесчисленные табуны уток. На фоне бледного неба их хорошо видно; но когда они все разом снижались к земле, то мгновенно пропадали из глаз, и неизвестно было, садились ли они снова на воду или летели дальше. Такого количества водной птицы мне давно не приходилось видеть.
Болота по-своему тоже красивы и богато населены, но мы так устали, что нам было теперь не до наблюдений.
Мы выбивались из сил, потому что отдыхать можно было не тогда, когда этого требовал организм, а когда попадались рёлки, где можно было снять котомки и лечь на землю.