Между рекой Тормасунь и местностью Кандахе, ближе к последней, на возвышенном правом берегу Анюя стоит покинутый дом, который удэхейцы называют "доке". Спускаясь к реке, я решил его осмотреть и велел пристать к берегу, а другой лодке идти дальше и устраивать бивак где-нибудь ниже. Орочи ловко повернули улимагду и, пройдя на шестах против воды метров двадцать, причалили к высокому яру. Они тотчас достали свои трубки и стали курить, а я по тропе, уже заросшей травою, подошёл к дому.
Он был деревянный, но срубленный чисто. Углы его были аккуратно вытесаны; верхний тесовый край около крыши, а равно и карнизы окон украшены резьбою. Дом был расположен вдоль берега и передним фасадом обращен к реке. С лицевой стороны он имел три окна, слева -- одно окно и справа -- дверь. Хорошо пригнанные рамы во многих местах ещё сохранили стёкла; потолок и пол были плотно сколочены и не имели щелей. Справа от входа стояла железная печь, а за ней тянулись длинные деревянные нары.
Кое-какие вещи лежали на полках и были разбросаны по полу.
Получалось впечатление весьма поспешного отъезда, похожего на бегство.
Приглядываясь к деталям, я узнал работу китайцев. Дом покинули недавно -- в прошлом году. Вокруг него выросло много травы. Этот дом принадлежал удэхейцу Маха Кялондига. Он нанял китайцев, и за восемьсот рублей они "срубили ему домик на славу". Но недолго в нём прожил Маха. С первых же дней, как он поселился в нём, вблизи стали твориться странные вещи: как только люди гасили огни и ложились спать, около дома начинал кто-то ходить, в печной трубе слышались вздохи, в лесу раздавались голоса и кто-то пронзительно свистал.
Уже это одно указывало Маха на то, что место для дома было выбрано неудачно, и он начал жалеть о затраченных деньгах. Осенью появились новые нехорошие признаки. Берег, где стоял дом Маха, с незапамятных времён был известен своею прочностью. Никакое наводнение не подмывало его, и в течение многих лет он сохранял свои очертания, а тут вдруг, ни с того ни с сего, в малую воду (42) неожиданно обвалился.
Маха стал задумываться и поговаривать о том, чтобы весной после ледохода разобрать дом и сплавить его куда-нибудь вниз по реке или продать. Но кто купит дом с такой нехорошей репутацией? Пришла зима, и тут случились два события, которые окончательно решили участь нового дома. Осенью Маха купил лошадь, но не позаботился о заготовке ей корма в достаточном количестве. Когда она стала голодать, он решил её гнать вниз по реке. Но едва согнал лошадь на лёд, запорошённый снегом, как она сразу провалилась и утонула, а сам он еле-еле выбрался из воды.
Второе событие принесло ещё большее несчастие. Старший сын Маха, молодой человек 22 лет по имени Гяма, пошёл с двумя товарищами на охоту. На свежевыпавшем снегу они нашли следы рыси и стали её преследовать. Рысь, спасаясь от охотников, взобралась на большую сухую ель, выросшую среди камней, острые края которых торчали из-под снега. Охотники стреляли и убили животное, но так неудачно, что оно застряло между ветвями и не падало на землю. Оставалось или рубить дерево, или лезть кому-либо на его вершину. Гяма избрал последнее и стал взбираться наверх. Когда он уже был близко к цели, один сучок, на который он оперся коленом, вдруг обломился. Охотник полетел вниз и всей тяжестью своего тела ударился о камни. Он сломал обе ноги, два ребра и спинной хребет.
Через полчаса после падения Гяма умер. Товарищи доставили его тело домой.
На другой день после похорон сына Маха собрал своё имущество, уложил всё в нарты и покинул проклятое место навсегда. Новым местожительством он избрал местность Пун-чи, где находился старый балаган из корья. В нём я и застал его вместе с семьею.
Осмотрев дом, я вышел наружу. Печальный вид имело покинутое жилище. Пусть причиной являются предрассудки, невежество, но всё же люди сами, с чувством страха перед неведомым, неизвестным, бежали. Прошлое покинутых домов всегда окружено таинственностью. О них ходят легенды (чем больше дом, тем страшнее легенда), которые со временем или забываются совсем, или растут и принимают фантастически большие размеры.
День клонился к вечеру. Сумрачное небо грозило дождём. В тайге было тихо, а вверху ветер гнал тучи и лохматил их края. Сердитые, тёмные, они мчались куда-то на северо-восток, как бы с намерением излить всю злобу свою в потоках дождевой воды, и неизвестно было, какие силы гнали их, и за какие вины отдавалась земля во власть рассвирепевшей стихии. В это время лесная тишина нарушилась громкими тоскливыми криками. Сначала я думал, что это сова, но потом узнал малую болотную цаплю. С неба упало несколько капель -- начал накрапывать дождь. Надо было поскорее добраться до бивака. Шагая по тропе, я чуть было не наступил на большую жабу. Она сидела, расставив передние лапы, как будто подбоченясь. Чувствуя приближение сумерек, она выползла из земли, чтобы насладиться ненастьем и поохотиться за ночными насекомыми.
Орочи оттолкнули лодку от берега, и мы поплыли вниз по Анюю.
Сумерки быстро сгущались -- заметно становилось темнее. Ещё несколько ударов веслом, и покинутое жилище скрылось за поворотом.