Слишком сытное блюдо

23 "СЛИШКОМ СЫТНОЕ БЛЮДО"

В доме на Виктория-Пик пища была простой: рис, маринованные овощи, жареная рыба и изредка вареное мясо. В Академии кормили почти так же, но здесь еды было больше: ее хватало на целую толпу учеников и тех преподавателей, которые в этот день помогали Учителю. Еда была не такой вкусной, как блюда, приготовленные моим папой, ведь в те времена он был одним из лучших поваров Гонконга, но вполне сытной. К тому же, сидя рядом с Учителем, я успевал попробовать все блюда, прежде чем их передавали к другому концу стола. Места за столом распределялись по старшинству, то есть те ребята, которые жили в Академии уже давно, сидели неподалеку от Учителя, его жены и других наставников, а самые младшие ученики располагались у дальнего конца. Я понимал, что это вызвано почтением к старшим, но в результате младшим детям доставалось очень мало: к тому времени, когда тарелки попадали в цепкие руки десятка маленьких мальчиков и девочек, на них оставались только крохи пищи и остатки подливки.

Хотя я был самым младшим учеником, ко мне относились как к почетному гостю: я начинал есть даже раньше Самого Старшего Брата и других старших мальчиков вроде Юань Луна и Юань Тая. Я решил, что причиной стала особая любовь Учителя ко мне да и зачем мне отказываться от такой чести? Она означала, что мне больше достанется.

Через несколько дней, на протяжении которых со мной обращались словно с принцем, я внезапно осознал, что те ребята, которые прежде относились ко мне по-дружески, все меньше и меньше разговаривают со мной. Они не издевались надо мной, как Юань Лун и Юань Тай, а просто избегали меня. По утрам, когда все остальные ученики уже приступали к утренней зарядке, я продолжал спать. Пока они до изнеможения занимались мучительной растяжкой, кунфу и акробатикой, я играл в одиночестве, воображая себя великим генералом Кван Куном, Кинг-Конгом или каким-нибудь храбрым героем прошлого. Время от времени я даже присоединялся к занятиям и вместе со всеми растягивался и выполнял стойки на руках, но это длилось лишь несколько минут, после чего я взрывался хохотом или отвлекался на более интересные занятия.

Время от времени я возвращался к оставленной мамой сумке, чтобы подкрепиться самому и удовлетворить требования Юань Луна и других старших ребят, однако в промежутках мои запасы снеди стремительно таяли. Я попытался сберечь особо лакомые кусочки шоколадки и банки с апельсиновым соком, и использовать их в качестве взяток, которые помогли бы мне завоевать дружбу других младших учеников, однако они немногословно отказывались от моих подарков, а потом, стоило мне отвернуться, воровали сласти прямо из сумки.

Чтобы понять этот намек, мне не потребовалось много времени. Хотя по ночам мы спали рядом и вместе сидели за столом, мое особое положение обрекало меня на одиночество. Думаю, я мог бы пожаловаться на это и попросить, чтобы ко мне относились так же, как и ко всем остальным, однако это означало бы намного больше работы и гораздо меньше еды, но, честно говоря, больше всего мне хотелось заниматься тем, что в голову взбредет.

Я и не подозревал, насколько кратким окажется это блаженство. На шестой день моего пребывания в Академии я сидел в кухне, осматривая все, что осталось от маминого угощения пакетик с грецкими орехами. Я никогда прежде не ел грецких орехов, и потому не знал, каковы они на вкус; помимо того, извлечение ядрышек из скорлупы было настоящим мучением. Именно поэтому орехи остались последними из сластей, прежде наполнявших сумку, их даже не украли.

В тот день я снова проспал завтрак, и потребности желудка возобладали над присущей мне ленью. Выбора не было мне необходимо было расколоть орехи.

Учитель никогда не оставлял на кухне ничего, чем можно было пораниться (или поранить другого): здесь не было ни молотка, ни ножа, ни даже увесистого горшка. Попытка раздавить орехи ладонями привела лишь к тому, что на руках остались болезненные кровоподтеки, а рисковать зубами, пробуя раскусить твердую скорлупу, мне совершенно не хотелось.

В приступе раздражения я начал колотить орехами о кухонную стойку, пока пакет не разорвался и орехи не рассыпались по всей кухне. Вскрикнув, я бросился собирать свои последние, драгоценные лакомства, но обнаружил, что один орех закатился под холодильник и теперь валяется в пыльной щели у задней стены.

Я был пухлым ребенком, однако мне удалось сунуть одну руку в щель между холодильником и стеной, и теперь я отчаянно вытягивал ее, пытаясь дотянуться до темного и грязного угла. В пояснице начало побаливать. Неожиданно кто-то рванул меня за штаны и выдернул к свету. Это был учитель, а рядом с ним стояли Самый Старший Брат, Юань Лун и Юань Тай на лице последнего блуждала злобная ухмылка.

— Видите, Учитель? — сказал Юань Тай. — Я ведь говорил, что он играет с электрической розеткой.

— Это неправда! Я просто пытался достать орех! — воскликнул я.

— Тебе следовало бы держать руки в карманах, новичок! — хихикнул Юань Лун.

Самый Старший Брат Юань Тин следил за происходящим с усталым видом, словно ему доводилось в очередной раз наблюдать привычную сцену. Учитель вытолкал меня из кухни и вывел в спортивный зал. Я перепугался. Я никогда не видел доброго старого Учителя таким, каким он был сейчас. Его лицо было злым и жестоким, и я внезапно вспомнил лицо отца перед тем, как он собирался меня наказать. Сурово наказать.

— Кон Сан, ты ведь любишь покушать, правда? — спросил Учитель. Я кивнул, но потом покачал головой, не зная, какой именно ответ сможет меня спасти. Впрочем, вряд ли такой ответ существовал.

— Думаю, тебе пора попробовать цзян-цзян мянь, сказал он и сделал жест рукой, обращаясь к Юань Тину.

Цзян-цзян мянь очень острое блюдо из лапши с мясом, которое подают холодным. Выражение лица проходящего мимо меня Юань Тина недвусмысленно предполагало, что он отнюдь не собирается идти на кухню.

Остальные ученики окружили нас широким кольцом; они криво улыбались, явно зная, что сейчас произойдет. Наконец Юань Тин вернулся с тонкой и гибкой тростью из ротанга. Учитель толкнул меня к полу и велел лечь на живот. Я зажмурился и сцепил зубы. Как только живот и ноги опустились на отполированный деревянный пол, мои штаны грубо стянули к коленям. После этого раздался свист и щелчок я успел услышать эти звуки еще до того, как от ягодиц к спине прокатилась острая вспышка боли.

Я закричал. Упругий и жесткий удар трости приносил намного больше мук, чем отцовская ладонь и даже его широкий кожаный ремень, моя кожа никогда еще не ощущала такой боли. Хлесткие взмахи трости и мучительные удары сменялись в равномерном ритме стаккато мой голос мгновенно охрип, а зад онемел.

Шесть ударов, в которые мой Учитель вложил всю свою силу.

Шесть вспухших и кровоточащих полос на моей нежной коже.

Я разрыдался, громко звал маму и папу и просил их забрать меня. Я хотел перенестись домой я хотел оказаться где угодно, лишь бы не оставаться в этом месте, которое в мгновение ока превратилось из рая в сущий ад.

— Тихо! — прогремел голос Учителя, взмокшего от вложенных в порку усилий. — Молчи, иначе получишь добавку!

Я умолк. Сквозь слезы я видел, как стоящие в углу Юань Лун и Юань Тай смеются надо мной, передразнивая выражение моего лица во время наказания. Я видел Юань Тина и старших девочек их лица были лишены всякого выражения, как сочувствия, так и ликования.

Я видел усмешки на лицах большинства младших детей, однако эти улыбки означали только одно: "Так было с нами, а теперь твоя очередь. Добро пожаловать в наш клуб".

Взмахом трости Учитель велел всем разойтись и удалился, позволив сократить время упражнений и заняться своими делами. Юань Лун и Юань Тай ушли вместе, обсуждая, как расколоть и съесть грецкие орехи. Юань Тин двинулся ко мне, будто хотел помочь, но потом отвернулся и тихо вышел из комнаты.

Мне казалось, что я пролежал на животе целую вечность. Все было кончено теперь я это понял. Особое отношение, легкая жизнь, свобода. Доброта Учителя была просто притворством, и теперь я остался в полном одиночестве. Несмотря на свои туманные представления о течении времени, я понимал, что сам сказал своим родителям, что хочу оставаться здесь очень долго дольше, чем смогу прожить.

Впрочем, мне уже не хотелось жить. Не стоит жить, если жизнь будет такой. Не стоит жить в страхе перед еще большей болью и, хуже того, с этим опустошающим ощущением одиночества в сердце.

Я вдруг почувствовал, как кто-то коснулся моей спины. Это был один из мальчиков тот, который несколько недель назад показывал мне, как делать сальто, и при этом сам едва не заработал порцию цзян-цзян мянь от Старшего Брата. Он держал в руках полотенце, смоченное холодной водой из душевых.

— Положи это на задницу станет легче, — посоветовал он. — Мне можешь поверить.

Я выдавил улыбку и взял у него полотенце.

Той ночью я спал на животе, но уже не в своем уединенном уголке зала. Теперь пространство между мной и другими учениками было заполнено маленькими телами и это означало, что я принят в семью.

На следующее утро Учитель вывел меня в центр зала и официально представил ученикам.

— Это наш новый ученик, — торжественно объявил Учитель. — Он пришел к нам как Чан Кон Сан, но теперь, когда он стал частью нашей семьи, ему нужно новое имя. Пожалуйста, познакомьтесь со своим братом Юань Ло.

Ученики сгрудились вокруг меня одни похлопывали меня по плечу и по спине, другие гладили по голове, третьи пожимали руку. Они знакомились со мной. Я стал одним из них.

И знаете, что?

Когда в Академии появлялись новые мальчики и девочки, наслаждавшиеся своей временной исключительностью, я тоже напускал на себя равнодушный вид и безмолвно ждал, пока они впервые испробуют нашей острой лапши. И когда наступал этот день, я криво усмехался вместе со всеми.

Добро пожаловать в наш клуб.