аўтараў

1427
 

падзей

194062
Рэгістрацыя Забыліся пароль?
Memuarist » Members » ninapti » 106. И НОВЫЙ ПОВОРОТ

106. И НОВЫЙ ПОВОРОТ

29.06.2019
Хабаровск, Хабаровский край, СССР
С маленьким Женей на прогулке

 А дома, меж тем, назревал конфликт.

Мой Папа нашел в Исае партнера по посещению ресторана. Началось это не сразу, но совместная жизнь двух семей начинала мужчин тяготить, и они, как могли, её пытались избежать. И я, и Мама уже начали ворчать на супругов, что они часто собутыльничают. Увы, наши мужья не видели в своей «стаканной» дружбе греха. После работы они не шли в тесную, перенаселённую квартиру, а отправлялись в «Голубой Дунай», - пивной павильончик, где подавали и водку, - и сидели там до темна. А потом весёлые и довольные жизнью возвращались на супружеские ложа. «Мы ж не гуляем!» - пытался отшучиваться Папа в ответ на увещевания Мамы.

Я возвращалась из института (отпуск в первый год работы мне был ещё не положен, я в каникулы была задействована в приёмной комиссии и проводила в институте весь рабочий день), шла гулять с Женечкой, Мама готовила ужин. Возвращаясь, я заставала её, стирающую Женечкины рубашки, конечно, тут же её сменяла или вставала к столу с утюгом. Возмущение моё Исаем всё нарастало – ведь в Томске он был моим помощником во всём: мы вместе стирали; если я задерживалась на занятиях, он готовил ужин; по воскресеньям вместе занимались уборкой; подготовка окон к зиме было тоже общим делом; мытьё полов и вытряхивание половиков, поездки на рынок за картошкой и овощами – это вообще было за ним. В родительском же доме он совершенно был отстранён от домашней работы, как и Папа. И это, похоже, ему нравилось и оправдывалось в собственных глазах тем, что так живут все мужчины нашего круга, (рабочего, поправлюсь, круга).

Я ничего справедливого в такой раскладе не находила. Да, жёны рабочих смирялись с таким положением вещей, во-первых, потому что мужья больше зарабатывали, вкалывали на огородах, больше физически работали. Во-вторых, среда, из которой вышли рабочие посёлка, приехавшие по оргнабору на строительство завода, была, как правило, крестьянской, где чётко обозначены обязанности жены вести дом. И передавалась эта установка уже по наследству. А что женщина, как и мужчина, работала также полный рабочий день наряду с мужем – это как бы было несущественно.

Какой барин добровольно согласится разделить с крепостным барщину?

Почти еженощное пьяное храпение мужа под боком окончательно мне надоело. Поэтому однажды в выходной у меня состоялось бурное объяснение с Папой, начавшееся с обвинения, что он спаивает мне мужа. Папа пытался отделать шутками, но я напирала и требовала прекратить эти попойки. Тогда отец посерьёзнел и выдал мне, что домой они с Исаем не спешат, потому что «тут нечего делать», что тесно жить, что он бы предпочёл внука видеть в гостях и не всё время…

Мама при нашей ссоре только вскрикивала: «Ну, что ты говоришь! Разве можно?» Но возражения её были довольно робкие; стало понятно, что наше положение ими обсуждалось уже не раз, и Папа высказал то, в чём они оба были согласны.

Я обиделась, очень обиделась: Мама и Папа меня гнали из родного дома. Я понимала, что дело не во внуке: как раз его-то родители бы отпускать от себя не хотели, для них он был необременителен – слишком мал, чтобы доставлять дискомфорт своим присутствием, и очень-очень мил… Я восприняла Папин демарш выпадом против себя и Исая – мы надоели.

Потребовались годы, чтобы я поняла, как была по молодости не внимательна и равнодушна к их потребности жить без детей, одним. Они за два года, с тех пор, как уехала Галя, привыкли к свободе и простору двух комнат, а мы опять вернули их к прежней стеснённости и прежним обязанностям – готовить и стирать на внушительную семью. По существу, моё появление в их квартире с мужем и ребёнком совсем не было для них незначительным фактом.

(Через два с лишним года ситуация повторилась уже в нашем с Исаем жилище, когда мне пришлось любимым родственникам отказать от предоставления угла, потому что… Просто потому, что две семьи под одной крышей, когда квадратных метров и для одной маловато, – это всегда плохо, что бы там ни говорили).

А тогда, оскорбленная, я на следующий день подала заявление ректору института с просьбой выделить комнату в студенческом общежитии. Мотив был: далеко живу от работы, трудно и долго добираться... Резолюция была отказная. Я записалась на приём и впервые встретилась с ректором института Даниловским.

Хмурый, средних лет человек был подчёркнуто не приветлив со мною. В первый раз я была вынуждена выслушать слова, укоряющие меня в необоснованности притязаний: «Вы молоды, работаете лишь полтора года. У нас годами ждут…» - «Но мне тяжело…» - «Не так уж и невыносимо. Знаете, у нас работают фронтовики, тоже на протезах, и один из них живёт на вашем же посёлке. Ездит, не жалуется. Потерпите!»

Я знала этого фронтовика-профессора. У него была отдельная квартира в одном из элитных домов посёлка. Он и зимой не пользовался тростью, лишь слегка прихрамывал – у него на фронте ампутировали стопу. Мало того, у профессора был «Москвич», да и ездил он на лекции раза три в неделю. И он был мужчина – ему не было забот по дому, по пестованию ребёнка… Я попыталась возразить, мол, мы в разных категориях, но ректор только хмурился: я ему докучала, мои проблемы были ему не понятны, надуманы. Вероятно, он видел во мне пройдоху, желающую своей инвалидностью прикрыть элементарную предприимчивость и отхватить от жизни неположенный по статусу кусок.

Если бы я была инвалидом войны, то помочь мне – святое, можно сказать, государственное дело. А то – «подумаешь, инвалид детства! Ничего, молодая, не помрёт. Опять же – замужняя, пусть муж похлопочет о жилье у себя на работе». Так, вероятно, он считал. А возможно, ректор Даниловский был из «эстетов», людей, плохо переносящих инвалидов и не желающих принимать близко к сердцу и понимать их проблемы. От чего бы ему хмуриться, когда перед ним сидела двадцатипятилетняя, неглупая, недурная собой женщина, молодой специалист, хорошо уже себя показавшая в работе? В дальнейшем мне не раз ещё пришлось с ним встретиться, и всё время я чувствовала, что почему-то ему не угодно моё присутствие.

Ректору было не понять, что мне не только нужна была своя жилплощадь, но и то, что она (крайне важно) должна была быть поближе к месту работы. На эти «нежности» его представления уже не хватало. Суровые годы воспитали суровых людей: никаких поблажек никому.

Что было делать? Несправедливость ситуации была очевидна: при распределении в моём направлении было указано: «С предоставлением жилплощади», но ректор был хозяином положения: «Это для тех, у кого в городе жилплощади нет, у вас же тут – родители».

Эх, если бы не Папина "предусмотрительность"!..

Ну, что? Уходить ни с чем, возвращаться под крышу родителей, зная, что они нами тяготятся?

Во мне что-то как-будто стронулось, (не раз я потом ощущала это внутреннее движение, когда вдруг ситуация выходила из-под контроля, когда решаемое дело, в котором справедливость была на моей стороне, вот-вот готово было «лопнуть» лишь потому, что я пыталась решить его «по правде»), и я заплакала и, уже себя не удерживая, сказала: «Я не могу больше жить в родительском доме. Мой Папа – пьёт. Я боюсь, что он мне мужа испортит», и замолчала, продолжая плакать. Мне было стыдно – я, конечно, сейчас была свинья: из-за желания получить нужную резолюцию, мне пришлось… Папа, мой Папа… Как я могла! Я не врала, но как я могла про него такое! И я уже плакала не от несправедливости к себе, а от стыда – казалось, я предавала отца.

Ректор нахмурился ещё больше, сказал: «Так!», подтянул к себе мою бумагу и поставил резолюцию: «Выделить одну комнату в общежитии №1»

Оказывается, как раз в это время закончился ремонт первого этажа общежития, находящегося неподалеку от институтского здания, и он весь стоял пустой. Мы были первой семьёй, которой там дали комнату. Потом у нас появились соседи: и студенты, и семейные преподаватели. Можно, можно было без моих слёз выделить там жильё, но главный администратор института зачем-то заставил меня унижаться и просить, и переступить через себя, забыть гордость - то ли теша своё самолюбие, то ли, блюдя институтские интересы, стараться жилищные ресурсы расходовать крайне бережливо.

Конечно, была решительная попытка и Женечку перевести из ясель на посёлке в какие-нибудь другие, ближние. Но не тут-то было. В яслях института места не было, а другие ближайшие ясли находились за четыре остановки в обратную от городу сторону.

Мы оформили Женечке перевод и поехали с Исаем и малышом в этот садик. Это было 9 ноября, сразу после праздников, и заведующая не приняла Женечку - по инструкции справки о здоровье действительны не более трех дней, а у нас из-за праздников они дня на два были просрочены. Прикинули мы «pro и contra»: Исай рано утром должен будет везти малыша в новые ясли, потом отправляться в обратную дорогу на поселок, то есть пересадок уйма, да с работы опять за Женей. Целый день в разъездах, и сам, и малыш измучаются от дорог и ранних подъемов. А надвигалась зима с морозами и ветрами. В общем, оставили, как было, Женечку в поселковских яслях, и в холодные дни он часто ночевал у бабушки с дедушкой.

Апублікавана 09.01.2017 в 08:59

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юрыдычная інфармацыя
Умовы размяшчэння рэкламы
Мы ў сацсетках