Семья Гинзбург

Семья Гинзбург

Услышишь имя – Доня,

Встречай его в поклоне.

Услышишь имя – Нися,

Ей сразу улыбнися!

Из дружеского поздравления

Близкими друзьями моих родителей долгие годы были замечательные люди – Даниил Соломонович Гинзбург и его супруга Агнесса Львовна. Двух молодых врачей пригласил в Вологду на работу городской Совет еще в 20-х годах.

Однажды в мединституте профессор, заглянув в списки студентов, назвал фамилию Гинзбург. Вышли сразу двое. Сначала посмотрели друг на друга недоуменно, потом – с интересом, а всю последующую жизнь... они смотрели друг на друга с любовью.

Даниил Соломонович явился одним из организаторов кожно-венерологического диспансера в Вологде. Его стараниями в трудные послереволюционные годы удалось значительно ограничить распространение этих весьма опасных болезней на Вологодчине. Был он человеком сдержанным в суждениях, слегка ироничным, очень пунктуальным в делах служебных и в семейных обязанностях. Еще его отличали доброта и забота о людях, повышенная чувствительность к чужим волнениям и бедам.

Врачом он был думающим, постоянно читающим специальные журналы и книги. И сам он опубликовал в медицинских журналах и сборниках несколько статей о редких случаях заболеваний и статистике грибковой инфекции в нашем регионе. На его столе всегда стоял красивый медный микроскоп под стеклянным колпаком, а на полках хранилась коллекция микропрепаратов, которую он собирал и описывал всю жизнь. Не случайно коллеги избирали его председателем общества дерматовенерологов Вологодской области, а дирекция фельдшерско-акушерской школы приглашала читать студентам лекции. По отношению к близким он был всегда предельно заботлив и внимателен и, я бы сказал, деликатен. Однажды довелось это испытать на себе. Перед самой защитой кандидатской диссертации я был крайне утомлен. Нервная система едва выдерживала то и дело возникавшие стрессовые ситуации. И вдруг я увидел на своих ногах неприятные проявления. Конечно, обратился к Даниилу Соломоновичу. Внимательно осмотрев, он рекомендовал мне какую-то мазь и сказал: «Твоя болезнь совсем не страшна, хотя и требует длительного лечения. Пока попробуй помазать, а после защиты мы с тобой подумаем о полном курсе лечения».

За хлопотами защиты и наступившим затем спадом психологических перегрузок я даже не заметил, когда исчезли мои болячки. При встрече Даниил Соломонович спросил о самочувствии и сказал: «Все это случается на нервной почве, потому до защиты лечить тебя было бесполезно. Если можно не лечить, лучше не лечить: организм справится сам».

В 1938 году Даниила Соломоновича тоже арестовали почти одновременно с моим отцом. И выпустили их вместе, так и не «склеив» группового дела.

В войну Даниила Соломоновича долго не брали в армию, а затем он стал начальником одного из вологодских госпиталей. Со слов отца помню, что проверяющие всех рангов вечно придирались к Даниилу Соломоновичу за его «штатскую мягкотелость», но спасал его один и тот же вывод всех комиссий: «Лечебный процесс в госпитале поставлен на высоком уровне».

В самом конце войны его ждало еще одно неожиданное испытание: он был назначен начальником госпиталя для немецких военнопленных. Высокий московский начальник, принимавший на месте такое решение, сказал: «Еврей не даст этим фашистам попусту разлеживаться по госпитальным койкам после того, что они сделали с его соплеменниками!».

Но москвич ошибся: для доктора Гинзбурга больной человек не имел национальности, и не любой немец отождествлялся с понятием «фашист». В госпитале для пленных он вдруг стал много жестче и требовательнее к персоналу. Особо решительно пресекал он воровство продуктов с кухни и медикаментов из аптеки.

В доме Даниила Соломоновича остался писанный маслом портрет в военной форме, выполненный, как мне помнится, одним из сотрудников госпиталя.

После войны Даниил Соломонович несколько лет возглавлял городской отдел здравоохранения, а затем продолжил работу в кожно-венерологическом диспансере. Звание заслуженного врача он получил в 1962 году.

Последнее тяжкое испытание принесла ему болезнь, оборвавшая жизнь. Даниил Соломонович мужественно переносил физические страдания, всячески оберегая и близких, и персонал больницы от жалоб и просьб.

Без преувеличения могу сказать, что одним из самых авторитетных врачей-терапевтов Вологды была Агнесса Львовна Гинзбург. По характеру она была полной противоположностью супругу: эмоциональная, по-женски непосредственная, слегка суетливая, она постоянно кого-то опекала, о ком-то заботилась, что-то организовывала. Матерью она была настолько заботливой, что ее опека порой досаждала сыну, стремившемуся к юношеской самостоятельности.

И в компании друзей, и на работе Агнессу Львовну очень любили, а она имела обычай дарить друзьям дорогие подарки. Очень рано развившийся склероз нередко ставил замечательную женщину в самые комичные житейские ситуации, но никто не позволял себе подсмеиваться над ней или смеялись все от души вместе с самой Агнессой Львовной. Коллеги же удивлялись: этот склероз практически не сказывался на профессиональных качествах врача. Всех своих больных за многие годы она помнила, но не по фамилиям, а по диагнозам.

На ее похороны собралось столько народа, сколько я в Вологде не видел до того ни на одной панихиде.