Борис Владимирович Птицын окончил в 1929 г. Ленинградский университет. Потом он работал в Военно-морской медицинской академии, в Институте по изучению платины и других благородных металлов, в Радиевом институте, в Ленинградском технологическом институте.
Потом он стал работать в Институте неорганической химии СО АН и в 1960 г. был избран член-корреспондентом АН. При создании новосибирского университета Птицын возглавил кафедру общей и неорганической химии.
В 1962 году по болезни он оставил кафедру, а 2 января 1965 года скончался.
Бывшая студентка Светлана Петровна Храненко о Б.В. Птицыне
Птицыну в ту пору было 57 лет, и он был тяжело болен. Но, тем не менее, в ту далекую осень он еще работал в полную силу. Борис Владимирович Птицын был удивительным человеком. Вот что впоследствии напишет о нем студентка первого выпуска НГУ, слушавшая его курс лекций на 1-ом курсе в 1959 году. И мне не написать о нем лучше Светланы Петровны.
Я впервые увидела Бориса Владимировича Птицына, будучи студенткой первого курса на вводной лекции по курсу неорганической химии в 1959 году. Мы были первым набором студентов Новосибирского Госуниверситета по специальности химия. Занятия на первом курсе начались в начале октября в здании школы № 25, которая находится в микрорайоне «А». Мы знали, что курс нам будет читать профессор Борис Владимирович Птицын, который приехал в Сибирь из Ленинграда.
И вот перед нами в аудитории предстал элегантный темноволосый мужчина средних лет с военной выправкой, в безукоризненном черном костюме, ослепительно белой сорочке и галстуке. Это привело нас в восхищение. Борис Владимирович поздоровался с нами и назвал себя. Его голос, дикция, речь соответствовали внешности. Прекрасный звучный баритон был в полном согласии с лексикой и грамматикой русского языка. Он начал читать курс. Ни одного ненужного слова, отточенная и законченная мысль, доступная к восприятию. Казалось, что обдумана и расставлена каждая запятая. Все легко записывалось и укладывалось в голове.
Конспект этих лекций как память я хранила почти сорок лет. И совсем не так давно с ними рассталась. К каждой прочтенной теме по программе курса профессор давал анализ новейших научных сведений. Информационный материал на стенной доске записывал очень четко и последовательно, было легко прослеживать и записывать материал. Удивительно, работая мелом, Борис Владимирович ни разу им не запачкался. Никогда не стирал с доски ладонью или пальцами. Даже в мелочах прослеживалась высокая культура и организация труда. А преподавание, хорошее преподавание – это большой труд. Это ведь пример для молодого поколения, который остается в памяти на всю жизнь.
Борис Владимирович был блестящим лектором. Лучше, чем его, лекций я больше ни у кого не слушала. Когда в 1962 году в НГУ кафедру неорганической химии возглавил Лев Моисеевич Волштейн, у которого была репутация талантливого лектора, и мы пришли к нему на курс координационной химии в надежде услышать «второго Птицына», то были глубоко разочарованы. Второй Птицын не состоялся, и мы на следующую лекцию не явились. Кстати, Лев Моисеевич не ожидал от нас такой наглости и в дальнейшем отказался нам читать курс. Он ведь не знал, что нас постигло большое разочарование в лекторском искусстве профессора. В университете было много хороших лекторов, но с Борисом Владимировичем сравниться никто не мог. Какая жалость, что только мы могли слушать его. Пусть на меня не обижаются физики, которые славят А.М. Будкера за лекционное мастерство. Мы слушали общий курс физики, который читал Будкер, и можем с уверенностью сказать, что в лекторском искусстве совершенства Бориса Владимировича он достичь не смог.
Б.В. Птицын был в высшей степени образованным и интеллигентным человеком и не терпел жаргона. Будучи заведующим отделом химии координационных соединений, он периодически собирал студентов и беседовал с нами. И однажды одна из наших сокурсниц, беседуя с Борисом Владимировичем, по неосторожности, характеризуя своего товарища, сказала, что ему «все до лампочки». Борис Владимирович приставил ладонь к уху и попросил повторить еще раз, не ослышался ли он. А потом попросил объяснить, что это значит, чем привел нас в явное смущение. Мы поняли, что объясняемся на языке Эллочки-людоедки. И нам было стыдно. ]
Память о Борисе Владимировиче поддерживает в нас лучшие человеческие качества и традиции. Это большое счастье, когда по жизненному пути идешь рядом с такими людьми, пусть даже короткое время. Но след остается навсегда.